Внук Сталина, сын Василия Сталина, российский театральный режиссер Александр БУРДОНСКИЙ: «Мачеха, дочь маршала Тимошенко, била нас смертным боем, даже плеткой, Наде, сестре, губу нижнюю оторвала. Ее, девочку шести-семи лет, ногами в сапогах избивала и почки отбила»

(Продолжение.
Начало в № 23, № 24)

«Нас и не кормить могли по неделе — мы, два голодных детеныша, зубами немытую свеклу чистили и ели»

— Во время войны и Яков, старший сын Сталина, и Василий, ваш отец, на фронт пошли...

— Иначе и быть не могло.

— Яков, как известно, в плен попал и трагически там погиб, а Василия судьба хранила... Он храбрым был летчиком?

— Я многих его однополчан знал, и абсолютно все говорили: «Васька был смелый». Рисковать, правда, ему не разрешали...

---

---

— Вам он немножко безбашенным не казался?

— Ну, безусловно, но был бы я принцем, тоже, наверное, вел бы себя безбашенно...

— А может, наоборот...

— ...сплошные театры строил бы...(Улыбается).

— Пьянки, загулы у него постоянно случались?

— Это в войну началось... Безудержно... А потом болезнью стало. Помню, на даче случай: мы там гуляли, на территории играли, а отец к подъезду шел. У нас ручной грач был — мы его с перебитым крылом нашли, вылечили, и он домашним стал, и вот эта птица к отцу подлетела. Боже мой, как он закричал! Видно, белая горячка у него началась, но мы-то этого не понимали... Лишь много лет спустя осознали, как-то с Капитолиной разговорившись...

Он, конечно, болен был, и тяжело, но окружение это пристрастие поддерживало, потому что, когда отец пьянствовал, с него что-то получить можно было...

— Управляемый... Вы в этом состоянии часто его видели?

---

---

— Ну, не очень... Все-таки мы как бы на своей половине жили, а он на своей... Не часто, но видел...

— Отец иногда какую-то ласку по отношению к вам проявлял, погладить, поцеловать мог?

— Да, и даже фотографии есть, где он меня, маленького, на закорках таскает, тетешкает. Когда я подрос, все это пореже происходило, но мог.

— Бил часто?

— Нет. Помню, как он меня отлупил, когда с мамой я встретился, и потом мы в Германии какое-то время с Екатериной Тимошенко жили, и я из окна вылез. Там невысокий такой второй этаж был... К счастью, на большой куст упал и ничего особенного со мной не случилось — ну поцарапался где-то, но когда отец приехал и Екатерина ему об этом сказала, он пощечину мне влепил... Впрочем, это, видимо, беспокойство какое-то выплеснулось...

— Профилактика...

— Беспокойство! — оно выражалось вот так, понимаете?

— Екатерина Тимошенко, дочь бывшего наркома обороны, по вашему собственному признанию, била вас с сестрой смертным боем, даже плеткой...

— Била, Наде даже губу нижнюю ото­рвала — пришлось залечивать.

— Это правда, что вашей сестре мачеха почки отбила?

— Да! Ну, она ее ногами в сапогах избивала, а много ли девочке шести-семи лет надо? Надя тоненькая была, хрупкая...

— Откуда же в молодой женщине жестокость такая?

— Думаю, что это, ну как сказать... Помните у датского карикатуриста Бидструпа комикс «Круг замкнулся»? Министр на зама накричал, зам — на пома, пом — на секретаря, а последнему в этой цепочке, нижнему по иерархии, зло сорвать не на ком, так он собаку ногой пнул, а та в свою очередь министра за зад схватила. Думаю, так отношение отца к Екатерине проявлялось.

— Бил он ее сильно?

---

---

— Да.

— На ваших глазах?

— Ну, не на моих. Второй этаж представьте: тут наша, допустим, комната, затем холл, а дальше их апартаменты, но все же слышно...

— Слушайте, если мачеха такое вытворяла: сестру ногами в сапогах била, плеткой охаживала — почему вы к отцу не пошли, не пожаловались?

— Боялись, наверное. Сейчас я чего-то наврать вам могу, но думаю, все же боялись. Нас-то и не кормить могли по неделе...

— Что же вы ели?

— Ой, у нас там Исаевна была, повариха старенькая, — она манную кашу тайком принесла, но Екатерина об этом узнала и тут же ее уволила. Мы, два голодных детеныша, на втором этаже сидели и однажды увидели, как из погреба на саночках к кухне картошку, морковку, свеклу везут. На ключ нас не запирали, поэтому ночью оделись...

— ...голодные...

— ...в этот погреб пошли и в подолы ночных рубашек всего, что под руки попалось, набрали... Мы даже не видели, что берем, только писк слышали — там крысы, видимо, бегали, и вот добычу эту принесли... Ножа у нас не было, так мы зубами немытую свеклу чистили и ели — такое тоже было.

---

---

— Тимошенко вас что же, со свету сживала?

— Это, очевидно, наказание было за что-то...

— Но, извините, детей не кормить...

— Милый, в чужой «котелок» не заглянешь.

— Остальные мачехи по отношению к вам нормально себя вели?

— Капитолина? Она неплохой человек, нормальная баба была, сама тяжелую жизнь прошедшая, детство голодное...

«Когда отца из Владимирской тюрьмы в Москву перевезли и в Кремль доставили,
Хрущев обнимал его, плакал и сокрушался: «Что они с тобой сделали?»

— Когда после смерти отца с Екатериной Тимошенко вы встретились и сутки напролет с ней проговорили, о детских обидах своих напомнили?

— Нет. Она спрашивала: «Саша, ну ведь правда, я хорошей была мачехой?». Я: «Конечно», а сам в глаза ей смотрю, но она моих, так сказать, излучений, сигналов, которые ей посылал, не поняла. Ну зачем? У нее же больная совершенно дочка была, сын-наркоман... (Ее дочь Светлана имела психические отклонения, базедовой болезнью страдала, позднее не­дееспособной была признана, а сын Василий под действием наркотиков в 19 лет застрелился. — Д. Г.).

— Больная девочка — это сводная сестра, дочь Тимошенко от вашего отца?

— Кто знает, от него или нет, но вроде как от отца — так считается...

— Я вас цитирую: «Маме отец говорил: у меня только два выхода — пуля или стакан, ведь я жив, пока мой отец жив»...

— Да, да.

---

---

— Вы когда-нибудь о Сталине с ним говорили?

— После того, как его выпустили. В тюрьме во Владимире, где я у него бывал, люди плотно, как на партсобрании, сидели, поэтому разговоры там лишь чисто светские могли вестись, а вот когда он вышел, разговаривали.

— Василий Иосифович любил отца?

— Да, конечно!

— Что именно о нем он говорил?

— Мучился из-за того, что его убрали.

— Убили...

— Да, и что люди, которые это сделали, скорбь изображали, а сами радовались — от этой лжи он страдал. Кстати, когда отца из Владимира в Москву перевезли и в Кремль доставили, Хрущев обнимал его, плакал и сокрушался: «Что они с тобой сделали?», так что театра времен Нерона и Сенеки там много было.

— В каких условиях Василий Иосифович во Владимире сидел?

— В таких же, как все, — единственное, в его камере деревянный пол сделали, потому что, видимо, сильные боли у него уже начались. Отца ведь потому выпустили, что у него облитерирующий эндартериит прогрессировал — понимаете, что это такое? Ноги отмирают, гангрена идет...

— Сколько всего он сидел?

— В политической тюрьме Владимирской почти семь лет, еще год в Лефортово...

— И все это время в четырех стенах закрыт был, даже не в колонии находился... Зачем же его там держали, зачем это нужно было?

— Думаю, они просто не знали, что с ним делать.

---

---

— То есть пускай сам умирает...

— Выпустить боялись, тем более страна все время какими-то слухами полнилась... Интересовались им все — и сын короля американской прессы Херст-младший, который в Советский Союз приезжал, и Китай, развенчание Сталина не поддержавший, естественно. Отовсюду вопросы шли: где он, что он? Конечно, такого человека выпустить, а тем более «железную маску» с него снять нельзя было.

— Как заключенные к нему относились?

— Очень хорошо — об этом там до сих пор легенды, по-моему, ходят. Отец им тележки какие-то делал, на которых еду возили, но и унижение пережил страшное. Я этого не видел, но Надя рассказывала, как однажды во Владимир раньше меня приехала, и ее в кабинет провели. Там на стене портрет Сталина висел, а под ним отец в ватнике сидел — еще и конвоир, когда привел, прикладом в спину его подтолкнул.

— В каком театре это увидишь?

— В нашем. Россия разве не театр? Мы ее так и называем...

— Во Владимир неоднократно вы приезжали?

— Да, несколько раз...

---

---

— И прямо в тюрьму приходили?

— Во Владимире тетка маминой приятельницы жила (она учительствовала — в ее семье все литературу или английский язык, по-моему, преподавали) — вот у них мы и останавливались. Она на свидания с отцом меня провожала (ой, как ее звали? — Лида, по-моему), а как это было? Вот убей, не помню...

— Василий Иосифович, когда видел вас, плакал?

— Нет, он вообще не слезливый был человек.

— После тюрьмы вы часто с ним виделись?

— Ну как часто? Отец всего-то ничего на свободе побыл. Он, когда из тюрьмы в 61-м году вышел, к нам приехал. Остаться хотел, мама, естественно: «Нет!», но ему тут же звание вернули и пенсию генеральскую, трехкомнатную квартиру в Москве на Комсомольском проспекте и дачу в Жуковке выделили, обеды кремлевские — обеспечили полностью.

— Вот даже как...

---

---

---

— Я довольно долгое время — он меня просил — со складов Кремля мебель ему возил, которая раньше у него на даче и в особняке стояла, но там мебель из адъютантских осталась, потому что все приличное уже разошлось... Ну, не­важно... Отец на это время в санаторий в Кисловодск с сестрой моей уехал, и потом, когда вернулся, тоже был с ней, с Надей. Он еще в клинике Вишневского лежал, а после того, как с машиной японского или какого-то посла столкнулся, снова арестован был и в Казань сослан.

Все это меньше года заняло — выход на свободу, Кисловодск, клиника Вишневского, новая отсидка, но в тюрьме его держать нельзя было — он умирал, поэтому на выбор пять городов ему предложили. Он Казань назвал, потому что там летные полки были.

Мы с Надей и Капитолиной, когда его хоронили, туда прилетели. В однокомнатной квартире гроб на двух табуретках стоял, Капитолина на полу ампулы от уколов увидела и поднять их пыталась, а небезызвестная Маша Нузберг (по некоторым сведениям платная осведомительница КГБ, которая познакомилась с Василием Сталиным, когда тот в больнице лежал, и за ним в Казань последовала, где на оформлении брака настояла. — Д. Г.) ногой их давила.

---

---

— Странная медсестра, да...

— Хирург Вишневский (генерал-полковник медицинской службы, с 1948 года директор института хирургии имени Александра Васильевича Вишневского, его отца. — Д. Г.) Светлану предупреждал, что это стукачка и, вообще, она у них не в штате, но это не мое дело, я обстоятельств не знаю...

«Когда с отцом прощались, меня очень сильно черные синяки на руках его поразили, ссадины. С похорон сестра в Москву седая вернулась...»

— Отца тоже убили, как думаете?

— Конечно, не без этого, и вот мы приехали, цветов купить не могли — мороз стоял, хотя это март был. Странно, но у них с мамой жизни в два числа уложились: отец 24 марта родился, и 19 марта умер, а мама наоборот: 19 июля родилась и 24-го в том же месяце умерла. Ну, неважно...

---

---

Проститься с отцом много народу собралось, большой двор людьми был запружен, потому что «Голос Америки» сразу же сообщение о смерти его передал... Мы-то как узнали? Тоже совершенно случайно. Нам позвонили, трубку Надя взяла, и ей сказали: «Умер отец. Похороны тогда-то и тогда-то». Рыдания, паника... Что делать, мы не знали и решили к двоюродной сестре ехать. Выскочили, такси пой­мали... Только отъехали, шофер повернулся: «Слышали, Вася Сталин умер?», но я о другом...

На похоронах многие мужики в гражданских пальто были, но когда к гробу подходили, полы распахивали, а там — летная форма: это я хорошо запомнил, и потом меня очень сильные синяки на руках отца поразили, ссадины. Знаете, так лицо оцарапано бывает, если человек ничком упал, но поди знай, почему такие синяки были — аж черные. Мы и с Капитолиной это потом обсуждали: «Странно... Кто-то за руки его, что ли, держал?».

— Вы на похоронах плакали?

---

---

— Я нет, а сестра в Москву седая вернулась... Потом эта седина отошла, но меня потрясло, что она черный платок сняла, а волосы под ним белые оказались.

---

---

— Это в 20-то лет. Почему?

— Нервы. Она отца очень любила (я-то о себе, грешном, сказать этого не могу). Любила, жалела, хотя я жалел тоже — в известной степени, ограниченной...

— Василия Сталина в Казани похоронили?

— Могила его там была, но Светлана, тетка моя, еще когда в Москве жила, хлопотала, чтобы его на Новодевичьем кладбище рядом с матерью — Надеждой Аллилуевой перезахоронили. Ей отказали. Моя сестра Надя письма писала, и я их подписывал — тоже безрезультатно. Нашей семье отказали, а дочкам Нузберг разрешили.

— То есть их мать к вашему отцу подхоронили?

---

---

— Это его к ней подхоронили (в 2002 году, на Троекуровском кладбище. — Д. Г.), поэтому, когда меня спрашивают, бывал ли я там и почему на могилу не хожу, отвечаю, что со своим отцом в Казани простился, душа его в этом городе отлетела, и проводили его в последний путь там. Мы с Надей на тех похоронах были, а что здесь лежит, я не знаю (дочь Марии Нузберг Татьяна все втайне от Александра Бурдонского сделала, который о переносе праха от журналистов услышал. — Д. Г.).

— Вы говорите, что отца не любили, хотя жалели, но сейчас его понимаете?

---

---

— Конечно, двух мнений быть не может, и все, в том числе детство свое, ему прощаю.

— Фильмы о нем смотрите?

— Ну-у-у... Вот со Стекловым в главной роли — «Мой лучший друг — генерал Василий, сын Иосифа» — практически не мог, а картину «Сын отца народов» посмотреть просто заставили, и я купился на то, что очень хорошо актер Гела Месхи отца играл...

---

---

— Понравился?

— Понравился, потому что похож на него безумно, даже манерами (он и меня, молодого, напоминает — хороший мальчик!). Отец в его исполнении, может, чересчур Робин Гуд, но похож, а все остальное — такая бодяга, что дальше просто некуда.

«Внебрачные дети Сталина? Да ради Бога, почему нет? В Туруханском крае не в дупло же он это делал, а с кем-то...»

— С тетей, Светланой Аллилуевой, вы общались?

— Конечно.

— Хорошие у вас отношения были?

— Да.

— Светлана Иосифовна, вообще-то, родственников, насколько я знаю, не жаловала...

— Нет, к Наде и ко мне очень хорошо относилась, а когда из Америки вернулась... В общем... Она писала об этом, обо мне... (Во время недолгого возвращения на Родину в 1984 году Светлана Аллилуева была поражена тем, какой головокружительный взлет сделал за 17 лет разлуки этот когда-то «тихий, боязливый мальчик, живший в последнее время с сильно пьющей матерью и начинавшей пить сестрой». — Д. Г.)

---

---

— Интересная женщина была?

— Бесспорно — и талантливая, и умная, и, вы знаете, перо у нее очень хорошее.

— Легкое...

— Не в том даже дело — попробую вам объяснить, что я в виду имею. Вот у Марии Осиповны Кнебель, великого режиссера и моего педагога, много книг есть, и когда их читаешь, кажется, будто с ней беседуешь, — вот как она говорила, так и писала. У Светланы это точно так же было, что меня поразило — у нее очень хорошие книжки, особенно мне «Далекая музыка» нравится.

— Братья и сестры в России сегодня у вас есть?

— Практически никого не осталось. Надя умерла, Ося, Светланин сын, умер... Катя, ее дочка, на Дальнем Востоке живет — она вулканолог, после окончания МГУ замуж за коллегу вышла. Они, естественно, не в Москве вулканами занимались, уехали, а потом у ее мужа очень тяжелый рак начался, и он в себя выстрелил. Похоронив его, Катя там жить осталась — она ждановская девочка...

— Дочь Светланы от Юрия Жданова, сына соратника Сталина Андрея Жданова?

— Да. Тут всякие богатства ей оставляли и все такое прочее, но она на этом всем крест поставила. (Екатерина Жданова только один раз за 40 с лишним лет поселок Ключи на Камчатке покинула — в Ростов-на-Дону к отцу, который был ректором Ростовского университета, летала. Живет она отшельницей в ветхом, запущенном доме, ни с кем, кроме своих многочисленных собак, не общается. Когда администрация поселка предложила ей сделать ремонт, никого внутрь не пустила, поэтому халупу подлатали только снаружи. — Д. Г.).

— И что, ни одной родной души не осталось?

— Ну как? Во-первых, у моей сестры дочка есть, у нее тоже дочка — внучатая племянница моя, очень хорошая девочка, умница. Когда три года назад внучка, так скажем, в институт поступала, я ей помочь пытался, кто-то еще плечо подставить вызвался: не захотела, сама! — и поступила. Учится прекрасно, тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.

— По линии Якова, старшего сына Сталина, дети остались?

— Ну, дочь его Галя умерла, а ее сын с отцом-алжирцем (Хусейном бен Саадом — экспертом ООН. — Д. Г.) живет, больной мальчик. Ну как больной? Мозги прекрасные, математика, физика — все великолепно дается, но он с травмой родился — слепоглухонемой, и Галя своими руками зрение ему вернула, в обычной школе его выучила, институт он окончил. Там свой подвиг был совершен... (По понятным причинам Александр Васильевич своего двоюродного брата упомянуть «забыл» — полковника в отставке Евгения Яковлевича Джугашвили, который в 1996 году возглавил Общество идейных наследников Иосифа Сталина в Грузии, неоднократно в судах в защиту чести и достоинства деда своего выступал и даже его роль в фильме режиссера Абашидзе «Яков, сын Сталина» исполнил. — Д. Г.).

— По слухам, у Сталина и внебрачные дети были — вы в это верите?

— Да ради Бога...

— То есть теоретически такое возможно?

— А почему нет?

— Живой человек...

— В ссылке на Курейке, в Туруханском крае, не в дупло же он это делал, а с кем-то, правда, в одной газете я прочитал, что хорошеньких охранников он любил, но это как-то быстро замяли. Чего в порыве не скажешь... Ко мне как-то, когда я на Тверской жил, человек пришел, который на телевидении здесь работал (Константин Кузаков, зампредседателя Гос­телерадио СССР. — Д. Г.): вот, значит, я сын Сталина. Я ему...

— ...«Чем докажешь?»...

— Нет, я любезен был. «Рад за вас, — сказал. — И что? Я-то тут при чем?». — «Мы каким-то образом общаться должны». — «А зачем? — я спросил. — Я вас не знаю, вы меня тоже, мы, может, совершенно разные люди. У вас свой круг, связанный с работой, у меня свой — ну и слава Богу, зачем нам общаться?». — «И вам совершенно безразлично, что у вас дядя есть?». — «Честно говоря, абсолютно», — кивнул я.

Мне действительно никакого дела до него не было, а потом, знаете, сколько людей приходит и звонит, которые никакие на самом деле не родственники: «Я дочка того...», «Я внучка этого...»? Даже человек нашелся, утверждавший, что он сын моей мамы и якобы после того родился, как она от отца ушла, — этот «братец» по телевизору фильм о ней увидел и, видимо, ею пленился, а наши Аллилуевы уши развесили, поверили.

«Я не хотел, чтобы дети у меня были, и сестре рожать не советовал»

— Детей у вас нет...

— Я не хотел...

— Почему?

— Ну, за объяснениями надо к детству моему отправляться (я и сестре рожать не советовал, но она иначе решила). Я очень тяжелую жизнь прожил, понимаете? Под­робностей не рассказываю, потому что чего обиды свои, которым уже 60 лет, ворошить? — это просто смешно. Нет, я не хотел, чтобы дети у меня были. К счастью, и жена у меня тоже полоумная режиссерша была, литовка (однокурсница Даля Тумалявичуте, которая главным режиссером Молодежного театра в Вильнюсе работала. — Д. Г.) — у нас пепел везде сыпался, мы самозабвенно о каких-то проектах спорили...

— Это правда, что одно время вы на Людмиле Чурсиной были женаты?

— Господь с вами! Я уже много лет с ней работаю — да, но везде почему-то рас­спросами о Чурсиной доканывают: и в Прибалтике, и в Петербурге. Она...

— ...красивая женщина...

---

---

— ...красивая, талантливая, и с ней разговаривать можно, ведь не все актрисы мозгами отличаютс­я, какие-то вещи понимать способны.

— Свой путь в искусстве под началом Олега Ефремова вы начинали...

— В студии «Современника» на актерском учился, а как только Мария Осиповна Кнебель нас обучать стала, в ГИТИС к ней постучался, ее курс окончил и с тех пор работаю, работаю, работаю.

— Уже много лет вы режиссер Театра сначала Советской Армии, потом Российской...

— ...а до 1951-го — Красной...

— В этот театре прекрасные актеры работали: Нина Сазонова, Людмила Касаткина, Андрей Попов, Федор Чеханков...

— ...Владимир Зельдин до сих пор, слава Богу, на сцену выходит, Людмила Чурсина, Алина Покровская, Мария Голубкина...

— С такими мастерами творить — удо­вольствие?

— Еще бы! — но и им наше сотрудничество большое удовольствие доставляло, они меня очень любили. У меня и в Малом театре спектакль есть, который с Элиной Быстрицкой мы делали, — дружу с ней и очень ее люблю, а она тем же мне отвечает, да и когда из Японии уезжал (я там четырежды ставил), каждый раз все актеры собирались и плакали — таким я тоже могу быть.

— Если сегодня вам вдруг очень хороший сценарий фильма о Сталине предложат, такой, что вас увлечет, за­интересует, деда сыграть согласитесь?

— Нет. Нет!

— Поезд ушел?

— Это какие-то другие люди должны делать — почему я-то, какое к этому отношение имею? Нет, никогда бы не стал, ни за какие деньги.

— Если бы — опять-таки сослагате­ль­ное наклонение! — вам сегодня сказали, что жизнь свою можно по-другому прожить, какую бы выбрали? Ту, что есть?

— Да, знаете... Как человек разумный вы понимаете, что счастье — это секундочки, ну минуты собираются, а я все-таки делом, которое люблю, занимаюсь, оно мне взаимностью отвечает — значит, уже какой-то счастливый билет вытащил. С другой стороны, мы еще с мамой как-то говорили: ну вот родился бы я, а она замужем за Володей Меньшиковым была бы... Не слава меня волнует, поверьте, нет! — но я в каком-то переплете истории, в каких-то трагических событиях не только свидетелем оказался, но и участником. Это серьезный отпечаток накладывает и многому учит — в первую очередь порядочным человеком оставаться. В мои 75 можно уже сказать, что я достаточно порядочный? Нет, и дрался, конечно, и выпивал, может, и хамил кому-то, но все это такие мелочи...

— Последний вопрос: на могилу бабушки Надежды Сергеевны Аллилуевой, на могилу дедушки Иосифа Виссарионовича Сталина вы ходите?

— К Сталину — никогда, он государственный человек, и к нему другие люди ходят и цветы кладут, а к бабушке каждый год по нескольку раз хожу, обязательно... И к Надежде Сергеевне, и к маминым папе с мамой, и к Анне Сергеевне Аллилуевой, которую прекрасно помню... Она чудным человеком была, добрейшим: святая, юродивая — прошу, чтобы вы это оставили. Когда Пастернака единогласно из Союза писателей вытурили, один голос был против.

— Ее?

— Она к тому времени успела уже из тюрьмы выйти, где в одиночке восемь лет ни за что провела...

Ну а еще на Новодевичьем все кумиры мои похоронены: Станиславский, Немирович, Уланова, Бабанова — вся наша театральная школа, весь цвет нашей культуры: как же туда не ходить? Конечно. С цветами всех обхожу...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter